Джозеф впервые смутился и заерзал на стуле.

– Ну ладно, я и правда какое-то время смотрел на все это, но потом очень быстро приехала полиция. Они перекрыли дорогу. Я не знал, что делать. Когда я залезал на дерево, оно не стояло на месте преступления. А когда слезал, уже стояло.

– Вы сделали фотографии тела?

– Нет.

– Можно взглянуть на фотографии из вашего аппарата?

– Нет. Это пленочная камера, – ответил он, демонстрируя аппарат.

Эрика подошла и убедилась, что это винтажная модель без цифрового монитора. Она хотела взять ее в руки, но Джозеф быстро перевернул ее, открыл крышку и достал ролик с пленкой. Затем он вытащил негатив и бросил его на стол.

– Все. Больше никаких фотографий нет. Все засвечено.

Эрика пристально посмотрела на него. У него было необычное лицо, в котором сочетались хрупкость и жесткость одновременно. Джозеф вызывающе смотрел на нее.

– Я считаю, мы помогли вам всем, чем смогли, – сказал Дэвид. – Если это все, мы бы хотели продолжить праздновать Рождество.

* * *

Эрика и Макгорри вышли через парадную дверь. Снег закончился, и на улице вновь начали сновать машины. Выйдя на тротуар, они оглянулись и еще раз посмотрели на дом Питкинов. Осыпающийся и оседающий, он казался инородным элементом, вклинившимся в стройный и красивый жилой блок.

– Будто с неба упал, – сказал Макгорри.

Эрика засунула руки в карманы и вся сжалась от холода. Они зашагали к Конистон-роуд.

– Придется обо всем этом отчитаться, – сказала она.

– И об удушающей хватке?

– Они не сказали, что будут жаловаться, но это не значит, что не будут. Какой же ты идиот, Джон. Вот какого черта тебе понадобилось заходить так далеко?

– Он распускал руки, я пытался… утихомирить его, остановить его удары. Чисто инстинктивно. К тому же, как ты и сказала, в соответствии с документом о свободе информации, я могу оправдать этот захват.

– Все равно, он может пожаловаться, и это приведет к проблемам. Ты всегда должен контролировать ситуацию. Всегда должен просчитывать последствия собственных действий.

– Это невозможно.

– Конечно, черт возьми, это невозможно, но именно это и подразумевает служба в полиции. Нельзя допускать необоснованного применения силы.

– Извини, – сказал Макгорри, краснея.

– Ладно. В такое уж мы время живем, Джон. Все на все обижаются, и ты всегда оказываешься виноват. Будь умнее. Думай головой. Я постараюсь в отчете не касаться этого аспекта.

Они шли по переулку вдоль высокой стены сада семьи Питкин. Тут Эрика заметила что-то за мусорным баком и остановилась.

– Что? – спросил Макгорри.

Она села на корточки и, достав из кармана прозрачный пакет для улик, подняла с земли маленький черный пластиковый контейнер цилиндрической формы. Встав и посмотрев на него, она положила его в пакет и умудрилась снять с него крышку через пластик.

– Пленка для фотоаппарата, – сказала она, улыбнувшись Макгорри.

– Отснятая?

– Надеюсь. Я успела посмотреть на его камеру до того, как он вытащил оттуда пленку. Он сделал всего один кадр на той пленке.

– Думаешь, эту он полностью отснял на дереве и вставил новую? – воодушевленно спросил Макгорри.

– Будем знать точно, когда проявим пленку и снимем отпечатки с катушки.

Когда Эрика и Макгорри снова вернулись на Конистон-роуд, обход домов уже был в самом разгаре. Полицейские стучались в двери по обеим сторонам улицы и разговаривали с жильцами. Присутствие полиции резко контрастировало с Рождественской иллюминацией на окнах. Снова пошел снег, и, хоть и было всего три часа дня, начало темнеть.

Они зашли в сервисный фургон, и Эрика поручила Макгорри поскорее отправить катушку с пленкой криминалистам и затем на проявку. Сама Эрика снова вышла наружу. Тело Мариссы в маленьком черном мешке как раз вывозили на тележке через узкую калитку. Все оторвались от своих занятий и наблюдали за ее передвижением. Эрика удивилась, насколько маленьким было тело девушки. Когда его загрузили в фургон и захлопнули двери, Айзек на прощание кивнул Эрике. На нее вдруг накатила волна усталости и депрессии, но она заставила себя не погружаться в эти ощущения. Глубоко вздохнув, она почти с радостью приняла приветствие только что прибывшей коллеги с короткими светлыми волосами, в длинном голубом пуховике.

– Констебль Тания Хилл. Я буду закреплена за семьей жертвы, – представилась она, протягивая руку.

– Что вам уже известно об этом преступлении? – спросила Эрика.

– Я только видела тело молодой девушки. И огромное количество замерзшей крови, – ответила она, поднимая ворот пуховика. – Мать, судя по всему, нуждается в поддержке. Доход низкий, испытывает серьезные проблемы с алкоголем.

– Она сейчас у соседки. Хорошо, что вы здесь. Я как раз хотела с ней поговорить.

Они перешли дорогу и оказались у красивого дома с новенькими пластиковыми окнами и забетонированным палисадником. Эрика нажала на кнопку звонка. Ей открыла миниатюрная женщина средних лет в бархатном красном спортивном костюме и блестящих тапочках. Короткая стрижка на белоснежных волосах не шла к испещренному морщинами лицу. В левой руке она держала сигарету.

Эрика предъявила удостоверение и представила себя и коллегу.

– Как вас зовут? – спросила она.

– А кто интересуется? – вызывающе спросила женщина глубоко прокуренным голосом.

– Я, – ответила Эрика.

– Меня зовут Джоан Филд.

– Могли бы мы зайти в дом?

Джоан отступила в сторону. Пол прихожей покрывал изысканный темно-синий ковер.

– Только без обуви, – не преминула заметить она.

– Можно ли обращаться к вам просто по имени? – спросила Тания.

– Нет, я бы предпочла «миссис Филд».

– Я – сотрудник по координации, – сказала Тания, ставя свою обувь возле лестницы. – Моя задача – обеспечивать поддержку семье, быть связующим звеном между Мэнди и сотрудниками из следственной группы.

Джоан оглядела ее с ног до головы.

– Быть связующим звеном? Это сейчас так называют снять трубку?

Тания оставила иронию без внимания.

– А где Мэнди?

– На кухне.

Она повела их мимо гостиной, где стоял массивный мебельный гарнитур, обитый красным бархатом, и маленькая серебряная елка. Никаких иных декоративных элементов или фотографий в комнате не было. Она выглядела нежилой. Кухня оказалась маленькой и выходила окнами на заснеженный сад. В ней было чисто, но тесно. Потолок и стены пожелтели от никотина, а в наполненной водой раковине плавала замороженная индейка в пластиковой упаковке.